- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
На время знойного лета Театр предается вынужденному отшельничеству. Ни тебе рукоплесканий под хрустальной люстрой, ни оживленного людского гула в светлом фойе. Благоговейная тишина, изредка нарушаемая случайным эхом, и пустой зрительный зал, по-больничному завернутый в белые покрывала. Неслышно ступаем по устланной простыней лестнице, попутно...
На время знойного лета Театр предается вынужденному отшельничеству. Ни тебе рукоплесканий под хрустальной люстрой, ни оживленного людского гула в светлом фойе. Благоговейная тишина, изредка нарушаемая случайным эхом, и пустой зрительный зал, по-больничному завернутый в белые покрывала. Неслышно ступаем по устланной простыней лестнице, попутно всматриваясь в затейливые узоры на зеркалах и стенах.
«Все мы здесь фанатики своего дела. А по-другому никак», - и реквизитор демонстрирует бутафорские румяные яблоки, пышные веера, проволочную диадему Белого Лебедя, вручную украшенную жемчужными бусинами. А в тесных костюмерных едва улавливается запах нафталина и сотня разномастных костюмов, щекоча бахромой и кружевами, прижимаются один к другому.
Попадаем в зрительный зал. Сегодня здесь генеральная репетиция оперы «Турандот». В тусклом свете настольной лампы – сосредоточенное лицо в черных бакенах. Это режиссер; временами он устало делает ироничные замечания артистам в микрофон, а иногда подскакивает на месте от возмущения и недовольства.
Подсматривать и подслушивать можно бесконечно долго, но нам делают знаки руками и мы выходим на улицу. Здесь душно, и немилосерден городской тяжелый воздух. Выгоревшая под солнцем суббота наконец приобретает смысл. Последний раз оглядываюсь на белокаменные стены — неприступен, холоден и оттого так непередаваемо велик.
Мурахи-мурахи-мурахи! Пишите ещё!
спасибо Флампу за вдохновение:)
Вот это да! Какой стиль, какие метафоры!
Взахлеб!
Благодарю:)
класс!